«Листапад». Кинофестиваль как фигура умолчания


Опубликованно 30.12.2020 09:10

«Листапад». Кинофестиваль как фигура умолчанияГлaвнoe кинoсoбытиe гoдa в Бeлaруси былo oтмeнeнo зa день дo oткрытия

В нaшeй трeвoжнoй сoврeмeннoсти oсoбeнную цeннoсть приoбрeтaют кинoфeстивaли, чьи oргaнизaтoры нe тoлькo знaкoмят aудитoрию с глaвными дoстижeниями искусствa кинo, нo и спoсoбствуют культурнoму oсмыслeнию знaчимыx сoциaльнo-пoлитичeскиx прoблeм. В этoм смыслe Минский МКФ «Листaпaд», oдин изо крупнeйшиx фeстивaлeй Вoстoчнoй Eврoпы, мoжнo нaзвaть oбрaзцoвым, a eгo 27-я рeдaкция, кoтoрaя дoлжнa былa прoйти с 6-гo пo 13-нoября, стaлa, к сожалению, идeaльным oтрaжeниeм прoисxoдящeгo в стрaнe.

Инoстрaнныx зaвсeгдaтaeв «Листaпaдa» всeгдa удивлялa eгo нeзaвисимoсть oт идeoлoгичeскoгo диктaтa, дoстигaвшaяся дирeкциeй блaгoдaря изнуритeльным спoрaм с нaдсмoтрщикaми с мeстнoгo министeрствa культуры. Кaжeтся, o бeлoрусскoй пoлитичeскoй спeцификe здeсь oбычнo нaпoминaли чуть только рeчи нa пaрaдныx цeрeмoнияx с нeпрeмeнным вoсxвaлeниeм рoли прeзидeнтa в стaнoвлeнии фeстивaля.

В момент жe рeвoлюциoнныx вoлнeний и жeстoкиx пoпытoк иx сломить гражданская позиция «Листапада» проявилась с особенной выразительностью – в публичных выступлениях представителей фестивальной команды в поддержку народного протеста, в подборе программ со множеством картин, исследующих природу диктатуры и жилка личности и общества оказывать ей отпор, в плакате фестиваля с Караколем из «Города мастеров», сим олицетворением борьбы маленького человека навстречу тирании, который задумчиво опирается для свою метлу посреди прогуливающихся минчан.

Оставалась Надежа, что занятому уличным противостоянием Аргусу режима безграмотный хватит его тысячи глаз, с тем чтобы обнаружить оппозиционность фестиваля. Однако не столь чем за сутки до первых мероприятий (и после этого проведения приветственной зум-конференции с иностранной прессой, отдельные люди из представителей которой уже получай следующий день, не подозревая о случившемся, опубликовали материалы-анонсы) минкульт объявил об отмене «Листапада».

Бесспорно, мстительное стремление чиновников продемонстрировать свою царство «зарвавшемуся» киносообществу подавило в них всякое пиетет к соблюдению приличий даже перед фасом международной аудитории, которой не было предложено сколечко-нибудь правдоподобного пояснения. Причиной запрета была названа «неблагоприятная эпидемиологическая ситуевина» – вопреки демонстративному равнодушию властей Лукашенковой Белоруссии к распространению ковида, бесперебойной работе кинотеатров (отменены были в сеансы «Листапада») и готовности команды фестиваля выразить мероприятие в онлайн-режим.

В известном смысле аболиция «Листапада» позволила ему состояться с особенной очевидностью, продемонстрировав решительную бессилие властей не только привлечь держи свою сторону представителей культурной элиты, да и взаимодействовать с ними сколько-нибудь цивилизованным способом.

И совершенно же каждому, для кого занятие является призванием и образом жизни, нипочем представить чувства команды фестиваля, чья проводившаяся в водобег года – едва ли неважный (=маловажный) самого трудного в истории кинофестивального движения – производительность оказалась перечёркнутой одним вельможным распоряжением. Особенных сожалений заслуживают участники национального конкурса, объединившего лучших представителей современного белорусского кинофильм, для которых «Листапад» являлся уникальной возможностью препроводить зрителям свои работы, созданные напротив государственной культурной политике. При этом большая статья их картин посвящена тем «никем безграмотный защищённым, никому не дорогим» обитателям социальных окраин, кто именно лишь благодаря художественным произведениям может явиться в поле зрения более благополучных сограждан.

Нужно произнести, что характерное для белорусских кинематографистов, прежде всего всего, режиссёров документального кино, речь к «непарадной» стороне реальности – в целом дней ходу) от политической публицистики. Их произведения показывают человеческое преобладание, значимость тех, чьё существование близ любом социально-политическом устройстве было бы сопряжено с тяготами и лишениями.

Таким (образом, лента «Объятий нужно ми твоих…» одного изо лучших белорусских документалистов Андрея Кутилы (пишущий эти строки писали о его картине «Раздевание и война» ) повествует о парализованной с детства уроженке безвестной деревушки, казалось бы, совместно с ухаживающей за ней матерью обречённой бери заточение в своих скорбях. Однако поэтичный дар и романтическое мироощущение позволяют ей изменять неказистую действительность, находить в ней происхождение вдохновения для стихотворений и рисунков о далёких страстях и приключениях. В «Проживающих» Андрея Князевича медики и медсёстры диспансера чтобы пациентов с ментальными расстройствами облегчают своим подопечным бытие в мире их фантазий, помогают детьми, которые никогда не станут взрослыми, испытать если не свою полноценность, ведь радость бытия. «Дима» Димы Дедка посвящён пожилому жителю села, с детства выбравшему работа вора, рассуждающему о своей жизни преступника, безграмотный ищущему оправданий и, похоже, не испытывающему ни малейших сожалений и чувства вины. Опорный персонаж ленты Алеся Лапо «Всё-таки мероприятия по плану», бугор сельского ДК, пытается организовать компьютерные курсы на пожилых людей, но пыл энтузиаста нумерационный эпохи вязнет в вековом укладе белорусских крестьян – содержание за скотом, приехавшие на вакации внуки и портвейн с закуской затмевают сетевые соблазны. Обитающие в таком но селе герои «Невидимого раиса» Дарьи Юркевич, мать-чердачник с детьми, хотя и значительно моложе, как видится, не в большей степени нуждаются в модернизации своего решетка. Но в этом Эдемском саду скотных дворов и перелесков с зубрами притаился аспид научно-технического прогресса, исподволь проваливающий и старых, и молодых – село находится в зоне радиоактивного поражения дальше аварии на Чернобыльской АЭС.

Сцена из фильма «Запретная участок». Источник: https://minsknews.by

Настолько актуальная и для нашей страны дукс последствий техногенной катастрофы стала начальный точкой для единственной игровой картины конкурса, «Запретной зоны» Митрия Семёнова-Алейникова. Один или два молодых людей в конце восьмидесятых (нужно увидать, что, несмотря на некоторые лексические огрехи, культурненько-бытовой антураж времени удался после этого гораздо лучше, чем в посвящённых тому но времени украинских остросюжетных лентах вроде «По ту сторону» Саши Литвиненко и «Синевира» братьев Алёшечкиных) отправляются возьми отдых в лесную глушь, опрометчиво забредая в зону отчуждения. По части пронизанной смертоносным излучением чаще бродят стаи собак-людоедов и каббалистический убийца, но, как свидетельствует настоящий по-настоящему захватывающий и неожиданно башковитый триллер, самой большой угрозой может превратиться зло, угнездившееся в нашем сердце. Обязательность бороться за свою жизнь души сбивает с героев, вырванных из привычной среды, ржавчина цивилизации; когда же в их цыпки попадает набитая рублями сумка (радиоактивная инфицированность банкнот выступает метафорой разрушительной силы алчности), мало кто из них оказываются в состоянии приберечь человеческий облик.

Куда более приятным вещам, объединяющим наши страны, посвящён научно-общераспространенный «Код предков» украинского режиссёра Владимира Луцкого (известного соответственно фильму «Чёрный квадрат»). Холст исследует музыкальный фольклор полесского края, поясняя равенство пронесённых сквозь века мелодий и ритмов общностью уклада белорусских и украинских селений, далёких через торных дорог Империи, хранящих древние свычаи и обычаи и ритуалы. Благодаря своим героям, жителям полесской глубинки, музыкантам и учёным, авторы фильма воспроизводят современное бытование старинных песен и обрядов через восприятия фольклора, как напоминания о представлениях ушедших поколений, задолго. Ant. с достаточно занятных разглагольствований о языческой цивилизации ведунов-колдунов, сокрывших тайные навыки от адептов христианства в сказках что-то «Колобка», в котором зашифрованы пути небесных светил.

Благо «Запретная зона» и «Шифр предков» ориентированы на широкую аудиторию, рассчитывающую оформить у экрана время в приятном трепете иначе узнать нечто новое и примечательное, чернуха одного из наиболее значительных молодых белорусских постановщиков Никиты Лаврецкого на деле опытом радикального авторского киновысказывания, ориентированного для Идеального Зрителя (проще говоря, нате самого автора), что отражено и в названии картины – «Никитий Лаврецкий». Вместе с тем, рядом всём своеобразии подхода, проблематика произведения, чрезмерно знакомая столь многим, и отличающая его предельная задушевность – способны вызвать сопереживание и у тех поклонников циркорама, кто предпочитает не обогащать оригинальный зрительский опыт достижениями артхауса.

Никиша Лаврецкий / Фото: Максим Тарналицкий

«Никитий Лаврецкий» состоит из видеозаписей, сделанных членами семьи режиссёра, его одноклассниками и им самим (у находящихся в авангарде современного кинопроцесса режиссёров нацеливание к VHS-архивам достаточно популярно – в отечественном синематограф этот материал превосходно использует Филипка Сотниченко). Уже идиллические семейные сценки, в которых порнограф предстаёт смеющимся мальчуганом четырёх-пяти полет, окрашены (в том числе и буквально, в залитых красным цветом хальт-кадрах) тревогой, предчувствием беды. Закадровое гудок, рапид, отрывки из триллеров чисто подготавливают зрителя к эпизодам из школьного существования героя, наполненного травлей со стороны сверстников, которая продолжается в его собственных издевательствах по-над младшим братом. Лаврецкий превращает безыскусное хоум-видео в наполненное только что не метафизическим ужасом полотно о демонах жестокости и стадного инстинкта, оставивших последки своих когтей на большинстве с нас, показывает зафиксированные на камеру и телефон-автомат фрагменты своего существования словно через зыбкую призму памяти, субъективной и обрывочной, сосредоточенной мало-: неграмотный столько на событиях, сколько держи ощущениях.

Тема неупокоенных призраков прошлого стала одной изо центральных и в международной конкурсной программе, что-нибудь также можно назвать своеобразным отражением повседневности государства, правительство которого столь откровенно осваивают практики советской эпохи. «Мальмкрог» лидера Румынской новой волны Кристи Пую (мюзикл, представленный нашему зрителю на Одесском МКФ) является экранизацией трактата Владимира Соловьёва «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории со включением краткой шевельнуть об Антихристе». Это блестящее делание, один из итоговых текстов XIX столетия, в нежели-то примечательно устаревшее, в чём-в таком случае – оказавшееся пророческим, Пую воспроизводит с добросовестностью, способной поднять на ноги неподготовленного зрителя: несколько представителей военно-аристократической элиты в прохождение трёх часов спорят о взаимодействии культур, значении национальной самоидентификации, духовной составляющей научного прогресса и финальной схватке Добра и Зла – темах, таково же актуальных в дни путинской агрессии, коронавируса и климатических изменений, на правах и накануне Первой мировой. При этом для безмятежную полемику персонажей Соловьёва ложится отлив грядущих катастроф, явленный, кажется, ранее в фигурах молчаливых участников действия, слугах, сноровисто, с обманчивой неприметностью меняющих на обеденном столе блюда с ранее неведомыми нам названиями. Автор знает – и отнюдь не даёт забыть об этом своим зрителям – чисто конец привычного героям мира, сбыточность которого они обсуждают с такой беззаботностью, (на)много ближе, чем они могут доставить, и читать краткую повесть об Антихристе поуже нет необходимости, ведь он и собственными глазами (видеть) не замедлит явиться.

Картина «Заглавными буквами»

Остальной выдающийся румынский режиссёр Раду Жуде в картине «Заглавными буквами» (показанной у нас в рамках киевской «Молодости») продолжает болтание о катаклизмах двадцатого столетия, по сути, общих к всего восточноевропейского пространства. Если его предшествующая басма «Мне плевать, если автор этих строк войдём в историю как варвары» была посвящена преступлениям нацистской диктатуры маршала Антонеску и её современному восприятию, акт «Заглавных букв» разворачивается в социалистической Румынии. Фильма рассказывает об истории 16-летнего школьника изо Ботошани Мугура Кэлинеску, несколько месяцев оставлявшего сверху фасадах антиправительственные надписи, пока спирт не был схвачен сотрудниками Секуритате.

Наподобие «Варварам», «Заглавные буквы» предстают кинематографическим осмыслением выразительных средств документального театра. Переживания обречённого подростка выстроена на документальных свидетельствах, протоколах допросов, доносах, записях подслушанных Секуритате разговоров Мугура и его родителей, конспекте выступлений возьми собрании учителей, требующих для своего подопечного суровой кары. Диалоги героев, обращённых фасом друг к другу и в профиль к зрителю, монологи, произносимые фасом, звучат на фоне условных декораций, изображающих кабинеты румынских чекистов и квартиры обывателей. Невзирая на всю статичность, поначалу наводящую нате мысль об ожившей экспозиции музея политических репрессий, сия читка наполнена внутренним напряжением, страхом, скорбью и истовым служебным рвением. Эпизоды условия Мугура Кэлинеску перемежаются отрывками телепрограмм, вестями с полей и фабрик, хроникой политической жизни, сводящейся к изображению Чаушеску, окружённому трудящимися, произносящему речи, вручающему ордена, репортажами, посвящёнными досугу с гимнастикой и парками отдыха, материалами о борьбе с нарушителями этак, а также с эстрадными выступлениями.

В этой реальности, параллельной пирушка, где появляются сделанные Мугуром надписи о нищете, очередях и политической диктатуре, реальности, столько хорошо знакомой нам по телевидению застоя (и в такой мере схожей с репертуаром официальных каналов Белоруссии), в сих производимых режимом грёзах с куплетами о любимом крае, благоденствующем по-под мудрым руководством, с офицерами в штатском, занятыми поимкой водителей, смущающих безмятежность граждан гудками, с описанием преимуществ новой модели холодильника – особенно выделяются репортажи и песенные заезжий дом, посвящённые детям. Так возгласы о будущих защитниках разрешение от бремени, о чьём здоровье и воспитании заботится местность, и лирические зарисовки о беспечном детстве сопровождают расправу по-над подростком, в которой, наряду с профессиональными палачами, участвуют педагоги, призывающие покончить заблудшую овечку в пасть волкам – эмфатический образ государственного Сатурна, сжимающего в объятиях своих детей, затем чтобы немедленно сожрать тех, в чьей верности возникают сомнения.

Этому Сатурну противостоят герои фильма «Стены» Андрея Кутилы, представленного в «Специальных показах». Наверно, уже одной этой картины, пусть и вынужденно не допущенной в конкурс, о тех, кто именно несёт бдение под воспетыми Анной Ахматовой «ослепшими стенами», могло показать себя достаточным для запрета фестиваля.

- …А у меня сына забрали ни вслед что, ни про что!

- Ваша сестра думаете, здесь кого-то забрали ради что-то?

Предлагая нашим читателям спозн с этим произведением о людях, у которых очень за судьбу арестованных, избитых, оставшихся безо необходимых лекарств, подвергаемых, вероятно, в эту подождите новым мучениям детей, супругов, друзей, вызывает отнюдь не готовность покориться, а гнев («Нужно вонять экономику в тупик – я согласен умирать с голода!»), произведением, показывающим добрая воля диктатуры расправляться с инакомыслящими со свирепостью самых безжалостных оккупантов, произведением, чьи образы скажем напоминают о горестях, пережитых нашими согражданами семь полет назад, об их мужестве и взаимопомощи, – выразим надежду, сколько отменённый ныне 27-й МКФ «Листапад» пройдёт уж при иной власти.

Александр Гусев. Кивы

Первое фото БелТА и изо открытого доступа



Категория: Культура


Спонсор

Спонсор

Ссылки партнеров

Ваша реклама тут